Анатолий Кузьмин № 12 от 02.02.2013
На грозном волжском берегу
Рассказ о послушной девочке, защитившей город
2 февраля исполняется 70 лет со времени разгрома немецко-фашистских войск под Ста-линградом. Сегодня в Кургане осталось в живых лишь одиннадцать участников этого все-мирно-исторического сражения.
Мой рассказ — о фельдшере первого дивизиона 87 Гвардейского артиллерийского полка Марии Дмитриевне Безбородовой. Тогда — просто Машеньке Статных.
Предсказание
Она родилась 2 июля 1923 года в деревне Быдино Юргамышского района. Родители в коллективизацию были раскулачены и умерли от голода. Сиротами остались две несовер-шеннолетние девочки. Шуру, которая была постарше, отдали в детский дом, а младшую, Машу, привезли к сестре Варваре. Жили они сначала в селе Озерки, а потом перебрались в Курган. У Вари уже была своя семья, своих трое детей.
Прошло несколько лет. Шура окончила курсы, ее направили работать на электроподстан-цию в Нижний Тагил. Она и взяла с собой младшенькую. Сестры устроились в общежи-тии в отдельной комнате.
Однажды, когда Маше было 12‑13 лет, в их комнату зашла цыганка.
— Девочка, дай ручку, я тебе погадаю.
Я как раз обедала, на столе лежали хлеб, селедка, ириски и вода.
— Тетя, да я же еще ничего не понимаю.
— Я тебе правду скажу.
— Хорошо, только денег у меня нет, я тебе из своей еды дам.
— Покажи ручку. Ой, какая тяжелая судьба!
— Почему?
— Ты будешь в таком месте, откуда люди живыми не приходят. Но ты вернешься живой.
Марию это известие потрясло. Когда со смены пришла сестра, она рассказала об этом странном предсказании. Сестра предположила:
— Ой, неужели ты в тюрьму попадешь, что-нибудь нашкодишь? Смотри, думай о своем будущем!
Тогда они не знали, что предсказание сбудется один в один. Только не по тому сценарию, которого опасались.
Мария училась отлично. Окончила семь классов. Особенно любила химию, мечтала о ра-боте на производстве, связанном с этим предметом, но сестра убедила пойти в медицину.
— Ты девочка послушная, там такие нужны. А может, и врачом станешь?
Мария согласилась с Александрой, поскольку была послушной. Поступила в Свердлов-ский медицинский техникум. Их группу учили по отдельной программе: девушки подробно занимались полевой хирургией, много внимания уделялось физической подготовке, они много ползали, стреляли.
Лейтенант медицинской службы
Когда началась война, вся группа подала заявления с просьбой направить на фронт. Де-вушки указали в заявлениях, что владеют начальными знаниями по медицине, умеют пе-ревязывать. Начальник техникума Покровский категорически возразил:
— Нет, девочки, вы все рано или поздно попадете на фронт. Давайте договоримся, что вы годовую программу пройдете через полгода. И только на «отлично». Вы ведь комсомолки. И лишь тогда пойдете воевать.
Так они в лихорадочной спешке заканчивали третий курс. Но в выдаче дипломов Покров-ский отказал:
— Пусть лежат у меня в сейфе. Кто останется живым, вышлем диплом с отличием.
Через три дня после сдачи экзаменов Марию Статных вызвали в военкомат и объявили о призыве на военную службу.
Маша пришла в казарму и увидела, что вокруг одни парни. Спросила у командира:
— Как же я спать буду?
— Вот твоя кровать.
— А как раздеваться?
— Под одеялом. И одеваться — тоже.
Гордостью Маши были две большие косы. На фронт с ними нельзя. Пришлось идти к па-рикмахеру. Вначале он отрезать такую красоту отказался. Его убедили слова девушки:
— Я завтра на фронт иду!
Парикмахер заплел волосы в одну косу и обрезал, да еще в качестве слабой компенсации завил короткие локоны.
В тот же день Машу навещала подружка. В это время младший лейтенант Статных лежала на кровати спиной к входу. Подружка удивилась:
— Это машина кровать, а теперь на ней какой-то солдат расположился.
Маша оглянулась:
— Я здесь.
— А где коса?
— Вон лежит, на окошке.
В тот же день свою косу Маша выслала сестре. Шура сохранила ее. Когда Маша верну-лась с фронта, приложила косу, свернула ее и сходила в ателье, сфотографировалась.
Впрочем, до конца войны оставалось еще долгих три с половиной года. 87-й гвардейский артиллерийский полк входил в 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Перед отправкой на фронт офицерскому составу выдавали личное оружие. Мария была маленькой, ростом всего 150 сантиметров, рыженькой. Ну какой из нее вояка?
— Что будем делать с Машей? — спросил старшину один из офицеров.
— Зовите, быть может, она и умеет стрелять.
Поинтересовался мимоходом:
— Что тебе дать, наган или пистолет?
— Пистолет!
Мария вспомнила техникум, прицелилась и выбила двадцать семь очков из тридцати. Старшина позвонил командиру полка Владимиру Ивановичу Калашникову. Тот приказал:
— Никого не распускайте, сейчас приеду.
Построил офицеров. Приказал:
— Статных, два шага вперед!
Снял свой ремень с личным оружием и подарил за отличную стрельбу.
Пистолет, подаренный командиром, потом пригодился Маше. Любителей «клубнички» она приводила в себя одной только фразой:
— Не рыпайся сильно, я ведь лучше тебя стреляю.
Первый бой
14 августа 1942 года дивизия по понтонам переправилась через Дон, и дивизион занял по-зиции от хутора Нижний Акатов до хутора Верхний Акатов в 4‑5 километрах южнее Трехостровской.
Окопались наспех. Командир дивизиона усадил фельдшера между двумя связистами:
— Они всегда будут в курсе дела, скажут, куда тебе идти. Все будешь знать.
Вдруг в воздухе что-то зашипело. Мария побежала к командиру батареи:
— Это фронт?
— Не волнуйся, Маша, это просто автоматчики просочились.
На самом же деле дивизия попала на самое острие удара наступавшей на Сталинград 6-й армии генерала Паулюса.
Едва девушка вернулась в траншею, раздался взрыв, и она потеряла сознание. Очнулась через полчаса — солдаты вокруг были убиты.
Трое суток шел страшный бой. За это время никому ни разу не довелось поесть. И никто не проголодался: не до того было. К исходу третьего дня командир дивизиона майор Ми-хаил Иванович Иванов приказал:
— Лейтенант Статных, отправляйтесь к Дону с приказом, чтобы батарея, которая будет прикрывать наш отход, заранее переправилась на восточный берег реки.
Маша посмотрела по карте: идти надо по краю затона.
Иванов напутствовал:
— Кругом неразбериха. Где свои, где чужие, непонятно. Крикнешь фамилию командира батареи: «Сурдул!», они тебя поймут и стрелять не будут.
Мария была послушной девушкой. Она шла к переправе вдоль рощи, а параллельно по дороге двигались уже немецкие части. Доносились обрывки немецкой речи, слышен был звук моторов. Мария приблизилась к затону, выкрикнула фамилию командира батареи — он узнал ее по голосу. Посыльная едва успела передать приказ и упала без сознания. При-чиной тому было полное истощение сил. И тогда какой-то солдат догадался вложить Ма-ше в руку кусочек сахару. Придя в себя, она съела сахар, с ловкостью кошки вскарабка-лась на лафет. Батарея спешно преодолела переправу. Едва колеса последней гаубицы коснулись берега, мост рухнул от взорвавшейся бомбы. В это время задымила подожжен-ная немцами баржа. Пользуясь завесой, артиллеристы замаскировали гаубицы.
Мария, человек по натуре невоенный, сообразила:
— Нужно немедленно отойти от Дона.
Командир батареи и не подумал прислушаться к ней.
Тогда девушка выскочила на дорогу, увидела какого-то офицера. Много лет спустя, после войны, она выяснила, что это был полковник Зотов. Объяснила ему ситуацию. Полковник поддержал ее, приказал отступить дальше. И только они отвели гаубицы подальше от бе-рега, как начался сильный обстрел, участок берега был буквально перепахан снарядами.
Командир и комиссар артиллерийского полка пришли ночью. А знамя обмотал вокруг своего тела солдат — так его и спасли. От всего полка осталось 160 человек и 4 пушки. Требовалось срочное пополнение.
«За нашу Машу»
Они переправлялись через Волгу в Сталинград на рыбацкой лодке впятером. Это было 1 октября 1943 года. Волга вся обстреливалась, вокруг то и дело поднимались фонтанчики от разрывов снарядов. Мария на всякий случай высвободила ноги из сапог, если вдруг придется добираться до берега вплавь. Сейчас Мария Михайловна шутит: «Переправи-лись мы тогда удачно, видимо, потому, что в этой лодке была главная счастливица — я».
Дивизия защищала мартеновский цех завода «Красный Октябрь». Первое знакомство с городом оказалось запоминающимся. Мария с группой офицеров направилась в заводо-управление, в подвале которого находилось бомбоубежище. И тут начался авианалет. Немцы кидали на город связки по 5‑6 бомб, что увеличивало силу удара. Раздался взрыв, Мария оказалась под балкой.
Иванов спросил:
— Маша, Маша, ты живая?
— Да.
Второй взрыв вырвал рядом с цехом воронку глубиной с трехэтажный дом. Маше и ее спутникам удалось вырваться из развалин, они пробежали по дороге. Маша до сих пор помнит оскаленное лицо немецкого летчика, стрелявшего по ним из пулемета.
Задачи дивизионного фельдшера были незамысловаты: немцы стреляли, она перевязыва-ла. Легкораненых оставляла в строю, тяжелых переправляла в медсанбат. Руки от посто-янных перевязок у нее почти всегда были в крови.
Когда возникала необходимость, подносила снаряды: семь килограммов для пушки и две-надцать — для гаубицы.
Однажды ей и самой довелось управлять огнем. В тот день ей передали, что командир третьей батареи легко ранен. Она пришла на позиции. Только закончила перевязку — ко-мандир взял стереотрубу, чтобы подняться на бруствер.
— Куда? — пыталась остановить его Мария.
— Надо проверить, где-то поблизости снайпер был.
Едва поднялся, разрывная пуля угодила ему прямо в голову. В это время зазвонил полевой телефон. Командир батареи Иванов передал:
— Прицел больше два, угол…, шкала…, уровень…
Мария записала. Ответила в трубку:
— А Петя убит снайпером.
— Кроме тебя, офицеров нет. Только спокойней. Записывай, что я говорю, и командуй батареей.
Мария передала слова командира:
— Батарея, четыре снаряда, беглым, огонь!
В ответ она услышала слова командира орудия:
— За родину, за Сталина, за нашу Машу!
За умелые действия в этом бою Марию Дмитриевну наградили орденом Красной Звезды.
Капризный быт
Про нее однополчане говорили:
— Эта мышь везде пролезет и будет жива. Она бежит, кругом осколки, шинель распах-нется, она ощупает ее, посмотрит, где пробило, и дальше бежит.
Пехотинцы, которых Маша тоже по-соседски перевязывала, встретив ее где-нибудь в траншее, спрашивали:
— Жива, Маша?
Она обязательно отвечала:
— Да, и жива буду!
С немцами наши солдаты находилось по соседству. Бывало, они на первом, а враг на вто-ром этаже или наоборот. 23 октября немцы взяли мартеновский цех, но красноармейцы по приказу командира дивизии Степана Савельевича Гурьева выбили их оттуда и больше не отступали. До Волги оставалось всего-то 600 метров…
Более всего в те суровые дни солдат донимали насекомые. Воды хватало лишь для того, чтобы слегка утолить жажду, — какие тут помывка и стирка? Но бывали и приятные ми-нуты. По случаю 7 ноября, которое отмечалось празднично, портной сшил Марии платье из шерсти цвета хаки с окантовкой. Она надела его, вышла показаться однополчанам — и автоматически руки принялись искать карманы, как это было у брюк. Все, кто стоял во-круг, рассмеялись. Вернувшись из штаба, Мария положила платье в сумку — больше надевать его было негде.
В те же дни она справила себе еще одну обновку. Как-то она шла через дорогу, размешан-ную в грязь, ногу не вытащишь. На ней были кирзовые сапоги сорокового размера при тридцать шестом размере ноги. К ней подошел незнакомый генерал:
— Солдат, ты из какой части?
Мария представилась:
— Лейтенант медицинской службы Статных.
Генерал помолчал и двинулся дальше. Через два дня Марию вызвали в штабную батарею, приказали снять сапоги, смерили ногу. И уже на следующий день командир вручил ей хромовые сапожки по ножке.
Тем, кто ранен, повезло
Октябрь и ноябрь — это время массовой гибели людей, месяцы больших потерь. Одна-жды Марии позвонили из дивизии:
— Дальнобойный снаряд прямым попаданием накрыл штаб стрелкового полка. Иди, по-моги.
Мария пришла к блиндажу, где находился штаб. Командир полка, заместитель по полит-части и несколько солдат были убиты. Начальника штаба ранило в грудь и ногу, связистку в живот. Мария собралась врачевать начальника штаба, но кто-то из офицеров крикнул:
— Перевяжи сначала девчонку, она вопит, мужчине-санинструктору не разрешает пере-вязывать себя.
Девушку удалось спасти.
Затем все же Мария взялась за начальника штаба. Она его хорошо знала. За неделю до взрыва Мария видела этого офицера плачущим. Тогда подошла к нему:
— Что случилось, Андрей Иванович?
— Третьего брата убили, четвертый — я. Моя очередь.
— Да вы что? Нельзя этого говорить. У вас трое детей и старики-родители.
Перевязывая офицера, Мария заодно приклеила к ране и упаковку пакета. Андрей Ивано-вич пришел в полк через семь месяцев, разыскал фельдшера и поцеловал:
— Как же маленькие твои рученьки додумались до такого?
Оказывается, у него было проникающее ранение в легкое. Но пакет, который Мария при-ложила к груди, перекрыл доступ воздуха внутрь, дыхание восстановилось, и он благопо-лучно добрался до операционного стола. Если бы не этот пустяк, его родители могли по-лучить четвертую похоронку…
Посчитали раненых. Их оказалось семнадцать. Санинструктор сказал:
— Поедем со мной. Мне одному такое количество раненых не сдать.
Действительно, в медсанбате всех принимать не хотели:
— Везите дальше, в госпиталь.
Мария энергично возразила:
— Мне нужно находиться там, где идет бой, разъезжать по госпиталям не могу.
Бомбы и снаряды не щадили ни генералов, ни рядовых. Командир артполка Иванов время от времени говорил Марии:
— Ты далеко не уходи, вдруг меня ранят.
И действительно, за все дни боев его ранило трижды. Два раза легко. А в третий… Мария прибежала на крик и увидела, как он лихорадочно снимает с себя штаны и при этом до-бавляет:
— Прыгай скорей в окоп!
«Что с ним?» — подумала Маша.
И тут командир ввернул трехэтажный мат, чего раньше с ним никогда не бывало:
— Что, думаешь, я с ума сошел? Да у меня полные сапоги крови!
Мария достала нож, который для таких случаев всегда держала при себе, разрезала шта-нину и перевязала прошитую осколком ногу. Командира увезли в госпиталь.
Слово замполита
Заместитель командира полка по политчасти Лемешенко еще находил возможность лю-быми способами рассмешить солдат, поднять им настроение, а следовательно, и боевой дух. Однажды, присев отдохнуть, Мария услышала в его исполнении байку о себе:
— У нас Маша — оно.
— Почему оно, — возразил кто-то, — у неё вроде и тут, и тут есть.
— И все же я сомневаюсь. Бывало, лягу с женщиной рядом — меня всего трясет. А она вчера после боя легла рядом, мы спали вповалку, и еще ноги на меня сложила, и, пред-ставьте, меня не трясет. Значит, все-таки она не женского пола.
Маша и сама не могла сдержать улыбки: да, Степаныч — большой затейник. Наша пропа-ганда посильней немецкой будет.
Битва приближалась к концу. В
январе всем было ясно, что враг продержится недолго. 2 февраля 1943 года Мария с одно-полчанами стояла на высоком берегу Волги и наблюдала, как редкие конвоиры ведут большую колонну сдавшихся немецких пленных. Она вспомнила школьный немецкий, произнесла какую-то фразу, и пленные долго еще оглядывались на нее.
А полк на следующий день переправили на левый берег. Хозяйка дома, куда их определи-ли на постой, предложила:
— Подождите немного, я приготовлю и сейчас вас покормлю.
Через пять минут в избушку вошел зам по политчасти Лемешенко. Хозяйка обратилась к нему растерянно:
— А они не дождались обеда. Спят!
Через много лет они встретились в Волгограде. Лемешенко стоял там, где они воевали, и плакал. Мария обняла его, попыталась успокоить:
— Товарищ замполит, вам же не положено плакать. Вам положено смеяться.
— Да, не положено, Маша. Но как научиться ходить по братским могилам, не плача?
Фото Марии Дмитриевны (Курган, 2010 г.):